ИХ УБИЛО РАЗОМ
Земля в этот день тряслась, не останавливаясь ни на минуту. Кажется, она горела и плавилась. А когда стало смеркаться, хлопнуло что-то яркое во всё небо.
И всё прекратилось.
Сразу.
Стало тихо. Очень тихо. И не страшно.
Он поднялся из окопа. Шеврон с российским флагом на груди — в гранатовых крапинах.
Странной силой его потянуло идти босиком по горячей траве. Пули ещё летали, но теперь сквозь него, снаряды рвались, но уже не могли убить.
И, встав посреди пролеска, он знал, что там, впереди, в паре метров, уже враг. Он увидел, как оттуда вышли ещё двое. Их убило, видно, тем же ярким хлопком.
Один — с жёлто-голубым шевроном, а второй — с каким-то псом на кокарде и американским флажком на порванном рукаве.
Они подошли к нему. И встали рядом. Пули летали, снаряды рвались, земля горела.
Было очень-очень тихо.
Они стояли втроём и смотрели друг на друга.
И что было сказать? Теперь каждый всё понимал. Потому что в этой тишине не оставалось ни капли лжи и наступало для всех совершенное знание обо всём. Наступала правда.
Теперь они её знали. И молчали.
— Мы только хотели жить нормально у себя дома, в своей стране, — сказал хлопец, — да я и не трогал никого, мне было всё равно, — потом помолчал. — Они говорили, что ты враг, что ты хочешь убить нас, что ты хочешь наших женщин и земли, что ты поджёг Донбасс, а до того сосал соки из Украины. Они говорили...
И замолчал.
— Я пришёл защитить свободу, — сказал другой, с псом на кокарде и американским шевроном, — а выходит, моя свобода была рабством? Как же так?
Но теперь по-настоящему свободны были все они.
Теперь они видели.
И всё понимали.
И этот, с псом, заговорил снова, но вместо слов о свободе, защите демократии и западных ценностей он заговорил вдруг правду:
— Мы ненавидели вас — просто за то, что вы есть. За размеры и безразмерность вашу. За непонятность и несговорчивость вашу. За вашу силу: даже тогда, когда вы должны были быть бесконечно слабы и обескровлены, она откуда-то бралась.
За ваши недра и за ваши живые реки.
За то, что вы построили дороги через тайгу и через космос.
За ваши кривые избы и за то, что вы так трудно продаётесь.
За то, что вы смотрите на мир, будто видя его насквозь, вы и нас просвечиваете и не верите, хотя все нам верят.
Но больше всего мы ненавидели вас за вашу веру.
За то, что вы славите Бога, Которого мы отправили в утиль. И за то, что вы Его славите, Он делает вас такими, каких мы ненавидим. Он даёт вам и эту землю, и эти соки, и эту силу, и ваши победы.
Мы знали, что, чтобы вас уничтожить, надо лишить вас вашего Бога. Мы травили Его столько веков всем на свете, мы обрушили на Него все наши -измы: от гуманизма и нигилизма до фашизма, коммунизма и постмодернизма.
И мы преуспели.
Но ещё не до конца.
Когда вы были одурманены пленом ХХ века, мы подразнили вас «запретным плодом» свободы, не раскрывая, что, если вам будет позволено всё, нам легче всего станет вас поработить.
Мы обрушили Россию (СССР — это была только ваша вывеска), заставив вас поверить в то, что всё, что было прежде, было враньём, а вот теперь мы подарим вам правду.
И в упаковке правды мы продали вам весь набор лжи, всё, что вас должно было расчеловечить: мы заставили вас смеяться над любым авторитетом, отказаться от идеологии и цели жизни, мы приучили вас не любить свою страну и манили глянцевой обложкой нашей, западной жизни; мы уверили вас, что семья — пережиток, что блуд — норма, что гражданский брак — это окей, что от жизни надо брать всё, а нести ответственность — нет, что аборт — медицинская процедура, а не смертный грех, что холодильник важнее сердца.
Мы затопили вас порнографией, которая отучила вас любить и быть счастливыми, мы сломали вас парадами и скрытой рекламой извращенцев — и сделали вас неспособной к реализации ваших талантов, управляемой рухлядью.
И у нас что-то получилось: вы стали не спеша вымирать.
Теперь мы вышли на свой последний бой против вас: мы готовили наш кулак давно, ещё с последних советских лет, уверяя часть из вас, украинцев, что они не вы, что вы — тиран и северный диктатор, а они — наши. И они нам поверили.
И они пошли против вас.
А с ними пошли и мы.
И он замолчал.
Русский тихо глядел на него.
Украинец тоже молчал. А потом и он начал. И это снова были слова правды — других здесь не бывает:
— Выходит, нас обманули. Я так любил свою большую красивую и богатую страну. У нас были моря и порты, щедрая бескрайняя земля в плодах, богатые заводы, которые вбуривались в землю и врезались в небо, ласковые горы на западе и тихие степи на юге, полноводные нервные реки с самыми красивым в мире плотинами. А ещё у нас были пёстрые границы с полусветом.
У нас было всё.
Но сначала нас уверили, что мы житница СССР, и поэтому, чтобы зажить как следует, надо всего лишь стать житницей для самой себя и оторваться от СССР. А когда мы оторвались, то всё, что у нас было, расхитили и продали.
Чтобы объяснить, почему нам так плохо и с годами только хуже, нам говорили, что и в этом виновата Россия и надо всего лишь расправиться со злым соседом.
Нас учили, что он не брат, нас учили ненавидеть: для этого нам писали учебники про ненависть и снимали фильмы про ненависть, нам делали телевидение про ненависть и писали молитвы — речовки со словами ненависти.
Нам воздвигли кумирни религии ненависти. Её богом был дракон с кривой челюстью Бандеры. И мы (многие из нас) поклонились зверю.
И замолчал украинец.
Так в тишине они и простояли несколько минут. Или веков.
А потом их кто-то позвал.
Раздался звук словно открытой двери.
В неё что-то звало войти.
— А куда? — они спросили словно хором.
— Не знаю. Там скажут куда.
Борис Корчевников.
